понедельник, 14 декабря 2015
<...>Не менее яркой личностью был Стасик Потоцкий. Родился он в городе Чебоксары. До шестнадцати лет не выделялся. Играл в хоккей, не задумываясь о серьезных проблемах. Наконец, с делегацией юных спортсменов попал в Ленинград.
В первый же день его лишила невинности коридорная гостиницы "Сокол". Ему повезло. Она была старая и чуткая. Угостила юниора вином "Алабашлы". Шептала ему, заплаканному, пьяному, влюбленному;
- Гляди-ка, маленький, а ебкий...
Потоцкий быстро уяснил, что на земле есть две вещи, ради которых стоит жить. Это - вино и женщины. Остальное не заслуживает внимания. Но женщины и вино стоят денег. Следовательно, надо уметь их зарабатывать. Желательно - без особого труда. И чтобы хорошо платили. И чтобы не угодить в тюрьму...
Он решил стать беллетристом. Прочитал двенадцать современных книг. Убедился, что может писать не хуже. Приобрел коленкоровую тетрадь, авторучку и запасной стержень.
Первое же его сочинение было опубликовано в "Юности". Рассказ назывался "Победа Шурки Чемоданова". Юный хоккеист Чемоданов много возомнил о себе и бросил учебу. Затем одумался. Стал прекрасно учиться и еще лучше играть в хоккей. Произведение заканчивалось так:
" - Главное - быть человеком, Шурка, - сказал Лукьяныч и зашагал прочь.
Шурка долго, долго глядел ему вслед..."
Рассказ был на удивление зауряден. Десятки и сотни его близнецов украшали молодежные журналы. К Потоцкому отнеслись снисходительно. Как провинциальный автор он, видимо, заслуживал скидки.
В течение года ему удалось напечатать семь рассказов и повесть. Сочинения его были тривиальны, идейно полноценны, убоги. В каждом слышалось что-то знакомое. От цензуры их защищала надежная броня литературной вторичности. Они звучали убедительно, как цитаты. Наиболее яркими в них были стилистические погрешности и опечатки:
"В октябре Мишутко кануло тринадцать лет..." (Рассказ "Мишуткино горе").
"Да будет ему земля прахом! - кончил свою речь Одинцов..." (Рассказ "Дым поднимается к небу".)
"Не суйте мне белки в колеса, - угрожающе произнес Лепко..." (Повесть "Чайки летят к горизонту".)
Впоследствии Потоцкий говорил мне:
"...Я - писатель, бля, типа Чехова. Чехов был абсолютно прав. Рассказ можно написать о чем угодно. Сюжетов навалом. Возьмем любую профессию. Например, врач. Пожалуйста. Хирург, бля, делает операцию. И узнает в больном - соперника. Человека, с которым ему изменила жена. Перед хирургом нравственная, бля, дилемма. То ли спасти человека, то ли отрезать ему... Нет, это слишком, это, бля, перегиб... В общем, хирург колеблется. А потом берет скальпель и делает чудо. Конец, бля, такой: "Медсестра долго, долго глядела ему вслед..." Или, например, о море, - говорил Потоцкий, - запросто... Моряк, бля, уходит на пенсию. Покидает родное судно. На корабле остаются его друзья, его прошлое, его молодость. Мрачный, он идет по набережной Фонтанки. И видит, бля, парнишка тонет. Моряк, не раздумывая, бросается в ледяную пучину. Рискуя жизнью, вытаскивает паренька... Конец такой: "Навсегда запомнил Витька эту руку. Широкую, мозолистую руку с голубым якорем на запястье..." То есть, моряк всегда остается моряком, даже если он, бля, на пенсии..."
Потоцкий сочинял один рассказ в день. У него вышла книга. Она называлась "Счастье трудных дорог". Ее доброжелательно рецензировали, мягко указывая на захолустное происхождение автора.Стасик решил покинуть Чебоксары. Ему хотелось расправить крылья. Он переехал в Ленинград. Полюбил ресторан "Европа" и двух манекенщиц.
В Ленинграде к его сочинениям отнеслись прохладно. Стереотипы здесь были повыше. Полная бездарность не оплачивалась. Талант настораживал. Гениальность порождала ужас. Наиболее рентабельными казались - "явные литературные способности". У Потоцкого не было явных способностей. Что-то мерцало в его сочинениях, проскальзывало, брезжило. Какие-то случайные фразы, отдельные реплики... "Перламутровая головка чеснока...", "Парафиновые ноги стюардессы...". Однако явных способностей не было.
Издавать его перестали. То, что прощалось захолустному новичку, раздражало в столичном литераторе. Стасик запил, и не в "Европе", а в подвалах у художников. И не с манекенщицами, а со знакомой коридорной. (Теперь она продавала фрукты с лотка...)